Случилось так, что на единый миг
Без женщины представила я мир.
Без женщины — и значит без меня?..
Стал темен мир. Как сакля без огня.
Вдруг помертвели горы и поток,
На склонах гор не расцветал цветок,
Не падала в сверкании вода,
И не дробилось солнце в гранях льда…
Я вырваться хочу из черных стен…
О, где же вы, Бетховен и Шопен?
И Лермонтов, и Пушкин? Чтоб сорвать
Со всей земли молчания печать?!
Чтоб сердце разорваться не смогло
Верни мне, Рафаэль, свое тепло
Своей Мадонной через все века,
Чтобы тропа любви была легка!
И пусть Толстой родится в свой черед
И с Анною Карениной придет!
И пусть закат услышит и восход,
Как мать Шамиль по имени зовет!
В мир, ставший адом, женщина явись!..
Но крик мой водопадом рухнул вниз
И там разбился на глухой скале…
Ответа нет — нет женщин на земле!
И разорвались нити мысли. Только плач…
Вдруг: «Мама!»,
— крикнул мальчик мой Махач. — И радостно вернул меня назад
Другой мой сын,
— мой мальчик Джамбулат!
…Я сыновей покрепче обняла
И ожил мир: в нем женщина была!
Бетховен поднял ветви мощных рук! –
Я сердцем перед ним склонилась вдруг.
И в мир, не заключенный в рамки стен,
С улыбкою ко мне вошел Шопен!
И «Чудное мгновенье» обо мне
Закончил Пушкин в дальней стороне.
…Я стала Бэлой. Лермонтов меня
Вдруг бросил на горячего коня.
…И Рафаэль во мне Мадонну увидал –
Виденье это щедро людям передал!
…За жизнь мою Чапаев вел полки,
И мальчики бросались на штыки.
Погиб Матросов. А Гагарин плыл
Там, где плывет космическая пыль.
И солнце вновь свершило свой восход…
ВСЕ ОТ ТОГО, ЧТО ЖЕНЩИНА ЖИВЕТ!
***
Я солнцем в твое сердце-камень
Прорвусь, пробьюсь, влечу, войду,
Лучи раскину — и руками
Туман от сердца отведу.
Прольюсь дождем. Весь мусор жалкий
Смету и влагу дам цветам.
Зеленой выстелюсь лужайкой
И навсегда останусь там.
***
Былого не жалею я ничуть,
Никто не может мне его вернуть,
Да этого и вовсе мне не надо, —
Прошедшее мое не есть утрата.
И если замечаешь ты, как вдруг
Оглядываюсь я на поворотах,
Не думай, наблюдательный мой друг,
Что я жалею о былых невзгодах.
Я на свое минувшее смотрю,
Как будто на весеннюю зарю,
Смотрю я, как на дерево в цвету,
Как на родник с прозрачною водицей,
На вешних птиц, поющих на лету,
На зыбкий сон, который вечно снится.
***
В бесхитростности горного села,
Средь доброты нетронутой природы,
Душа моя, ты создана была
На долгие и праведные годы.
Сложили горцы дом моей души
И солнечною выкрасили кистью.
И цвет его дозрел в немой тиши
И стал снегов вершинных серебристей.
Взошел для окон дома моего
Рассвет в горах, чтоб тьмы душа не знала.
И не было в том доме ничего,
Что я бы от других людей скрывала.
Сквозь голубое чуткое стекло
В мой дом глядело яркое светило,
И дерево добра, что там росло,
На солнце круглый год плодоносило.
Цвели колосья в поле Доброты
И наливались свежестью молочной,
И росный луг шумел травою сочной,
И были тропки горные чисты…
***
Путь к женскому сердцу — как минное поле,
Где зоркость нужна, а не только отвага.
Невидимый взрыв оскорбленья и боли —
Цена одного лишь неверного шага.
***
Мне не дождаться твоего признанья,
Хоть не надеясь вовсе на удачу,
Лучистых глаз напрасного сиянья
Я от тебя застенчиво не прячу.
У вишни нет надежного покрова:
Надавишь пальцем — брызнет сок багрово.
Зато орех одет броней такою,
Что трудно раздавить его рукою.
В сомненье пребываю я жестоком,
Что лучше — не могу решить заране:
Горячность сердца, брызжущая соком,
Иль скорлупа холодного молчанья?
Мне от тебя признанья не дождаться,
И не беда — порой признанья лишни.
Беда, что на ладонь тебе ложатся
Слова мои, как лопнувшие вишни…
Тела берез, очнувшихся от сна,
Так будь, словно чуткий сапер, осторожен
С любовью пугливою, гордой, смущенной.
«Сапер только раз ошибается» — должен,
Как заповедь, горец запомнить влюбленный.
***
Так утверждалось издавна в веках,
Что все подвластно сильному мужчине:
И тигр в лесу, и птица в облаках,
И стаи рыб в бушующей пучине.
Ты в этом убежден, мужчина. Но
Не тешь себя гордынею спесивой.
Еще есть сердце женщины. Оно
Не оробеет пред твоею силой.
Оно и страху не подчинено,
И никакой угрозы не боится.
А сила лишь зовет его закрыться,
Как в бурю закрывается окно.
***
Седые гривы каменных вершин,
И солнца апельсиновый кувшин —
Твое лицо приветствуют, весна.
Горе высокой стало горячо,
Неспешно шубу скинула — и вдруг
Сияющее смуглое плечо
Возникло в синем воздухе, как звук.
И в сто тарелок, в солнечную медь
Пошла весна неистово греметь!
Мне кажется, я — небо и земля,
А синий дождь — полоска синих бус.
Мне кажется, я — мачта корабля,
А буря — это мой обычный груз.
Мне кажется, что я — холодный ключ,
Рожденный тайно в горной глубине.
Мне кажется, что я — тот первый луч,
Который присуждает власть весне.